НАСЛАЖДЕНИЕ ЛЖИ Альберт Коучен В одиночестве каждый видит в себе то, что он есть на самом деле. Артур Шопенгауэр ПРЕДИСЛОВИЕ Отложив эту книгу, вы будете понимать только одно – вы не узнаете, как прошел один из периодов жизни всего лишь одного человека, который ничем не примечателен среди остальных, ничем не выдающийся, не прославившейся, не удививший мир. Этот человек всего-навсего один из нескольких миллиардов, которые в данный момент существуют на нашей планете. И, разумеется, этот человек не будет более примечателен, если принять во внимание, что на нашей планете за всю историю существования человечества людей прожило свою собственную уникальную жизнь более сотни миллиардов. Приведение мной этих чисел необходимо лишь для того, чтобы попытаться хоть как-то донести свои ощущения, которые наверняка приходили в голову каждому. Ощущения относительно того, насколько колоссален и с другой стороны удивителен дисбаланс между неизмеримыми, безгоризонтными массами человеческого сознания и ничтожной, незаметной долей личности конкретного человека на картине человечества, вселенной и, если хотите бытия. Немного поразмыслив и задумавшись, вы могли бы понять, что узнав мир всего одного человека, всего лишь какой-то один из периодов его жизни, вы увидите этот горизонт, а может быть даже и берег. Непомерно сложно увидеть этот берег понимания и всеуслышания. Еще сложнее до него доплыть. И гораздо сложнее удержаться пришвартованным настолько долго, насколько этого было бы достаточно для того, чтобы понять. Зачастую, не осознавая этого, люди прикладывают достаточно много усилий, чтобы увидеть край непомерного острова. Очень часто на горизонте они даже видят то, что можно было бы назвать счастьем и удовлетворением. Но как хотя бы доплыть, хотя бы ступить на него и уверенно почувствовать опору незыблемого и вечного. Герою этой книги придется увидеть и почувствовать. Ему будет дано насладиться и увидеть этот берег. Он будет вынужден испытать муки совести и сострадания. Он будет поглощен гордыней и тщеславием. Но все, что протечет через его сознание, все, что будет радовать, мучить и удивлять это только его. Это его собственный, никем не рушимый мир, которым он может поделиться с любым человеком на земле. В его власти зажечь маяк на своем острове. Но не в его силах проложить мост через океан обыденности к землям, где этот маяк уже пылает пламенем. И мы попытаемся вместе с ним взглянуть за горизонт и увидеть этот обитаемый остров – остров одного человека.В некоторые моменты часть из нас проявит, может быть даже к своему удивлению, определенные чувства, которые в голове каждого будут искренни и ярки. Это может быть радость и удивление, гордость и симпатия, разочарование, и сострадание, злоба и презрение. Но не зависимо от того, по душе или нет будут вам эти чувства, вы осознаете, что вот эти вот сами чувства и есть ни что иное, как остров, к которому вы так долго плыли. Остров, который не раз терзал ваше сознание и приходил во снах. Забравшись на самую высокую мачту, вы сможете его увидеть и самое главное понять. А если вам удастся понять, то в этой жизни вы сможете почувствовать уверенность в том, что найдется человек, который поймет вас. И неважно, что это будет всего-навсего один человек. Его неизмеримый мир сознания сможет разрушить цепи, которые никогда не давали вам возможности освободиться от тяжелого давления самой сути одиночества и напыщенного хохота безысходности. ГЛАВА 1 Полумрак города охватывал каждое здание улицы и местами прятался в освещенные пятна витрин магазинов. Изредка проезжавшие машины задавали суетный шорох курортного города. Но осознание того, что в этом городе вообще когда-либо бывают люди приходило только тогда, когда из какой-то забегаловки выходили люди и, не поднимая головы, не спеша садились в такси. Улицу продувал холодный, но, тем не менее, приятно освежающий легкий ветер. Он слегка пронимал свежестью и ударял в нос запахом моря. Генрих спустился вниз по улице, не особо задумываясь о своих желаниях относительно дальнейшего проведения своего личного, пускай и не очень свободного, времени. Он вообще никогда не относился к тем людям, которые могли четко разделить то, что необходимо для их существования и то, что необходимо для их жизни. Ему всегда казалось, что существование порождает жизнь во всех ее проявлениях и зачастую наслаждался обыденностью и постоянством. Пройдя три квартала, Генрих услышал, как о бетонные плиты пирса разбиваются волны. Этот звук сопровождался масштабным, но не очень сильным шумом всей громады морской массы. Прошагав еще несколько метров, он оказался под рассеянным светом фонаря, освещавшего центральный вход местной достопримечательности – картинной галереи одного из известнейших художников маринистов. - Уже столько времени здесь и еще ни разу не побывал. – подумал Генрих и попытался достать записную книжку, чтобы зафиксировать напоминание. Но его измотанное состояние и желание покоя вынудили лень позаботиться о том, чтобы кисти остались в карманах куртки, которые были нагреты теплом тела.Не останавливаясь ни на секунду, но, не отворачивая головы от рекламной вывески галереи, Генрих, немного ускорившись, прошел в сторону, откуда доносился звук плещущейся воды. Через несколько мгновений он оказался на набережной. Улица была вымощена камнями и простиралась на несколько десятков метров вдоль линии прибоя. Частыми рядами с обеих сторон улицы торчали ночные фонари, освещавшие улицу тусклым и в какой-то мере умиротворяющим светом. Со стороны моря дул довольно холодный морской ветер. Генрих подошел к перилам, разделяющим пляжную и прогулочную зоны. С облегчением он погрузил локти своих рук на металлические конструкции и переложил часть массы своего уставшего тела вперед. Задрав голову вверх, он почувствовал ощутимую мышечную боль в области шеи и несколькими небольшими движениями размял её.- Некоторые звёзды, которые я вижу… Их нет ... – проговорил про себя Генрих, глядя на небо и вспоминая, как в детстве он удивленно трепетал во время увлекательных рассказов своего отца об астрономии и физике, сидя на балконе родительской квартиры.Почувствовав легкую, но не особо беспокоящую нервозность, Генрих расстегнул куртку и достал пачку сигарет из внутреннего кармана.- Зачем они всё это пишут?! – Подумал Генрих, глядя на мрачную надпись на пачке, пропагандирующую здоровый образ жизни. - Если бы это было так легко, то я бы уже давно бросил! Хотя … кого я обманываю… Мысленно поругав производителей и самого себя, он достал сигарету, поджег ее кончик зажигалкой, которая была там же в пачке, и с жадностью затянул струю дыма. Уже после второй затяжки он почувствовал спад напряжения и легкое покалывание внутри головы. Сделав еще две затяжки, Генрих посмотрел на столб фонаря, который возвышался над ним и был расположен на расстоянии полуметра от его временного пристанища- Да. Именно здесь. Забавно. – Проскочило в его мыслях. – Какая же ты на ней все-таки милая. – Догнал приятной мыслью свое удивление Генрих и мысленно поставил перед собой ту самую фотографию. - Мы выглядим здесь такими счастливыми. Стоп. А почему выглядим? Мы и есть здесь счастливые. В эти моменты думаешь о том, что есть вещи незыблемые и вечные. Есть вещи, которые доставляют столько удовольствия, что ты думаешь о том, что даже если бы сейчас что-то произошло и кого-то из нас не стало, то не было бы ни горечи ни страданий. Потому, что вот он. Вот тот самый момент, ради которого нужно было родиться и прожить всю жизнь. А может это не он? Может то, ради чего я живу, впереди? Может быть то, ради чего я хватаю эту жизнь за жабры, случится совсем скоро? А может мне и не надо ничего ждать… Окончательно запутавшись в мыслях, Генрих сделал последнюю затяжку и бросил окурок в песок.- В любом случае это рано или поздно произойдет, ведь у меня есть ты. – уже с более оптимистичным настроем одернул себя Генрих и, немного приподняв голову, выйдя с набережной, скорым шагом пошел вверх по улице.Немного замедляя шаг, он дошел до главной улицы города и свернул в сторону отеля. Через несколько секунд он был перед центральным входом и нажал на кнопку домофона, который был хорошо освещен и сопровождался камерой. Через пару мгновений раздался щелчок электронного дверного замка, и Генрих прошел в дверь, за которой было тепло и приятно. - Добрый вечер. – Сонным голосом пробормотала работница отеля, молча передав ему ключ от номера, который был оснащен деревянным увесистым набалдашником с цифрами. – Мистер Беккер, бронь для Мисс Кетчер еще в силе?- Добрый. Да, конечно. Она будет сегодня вечером.– пытаясь не особо шуметь, ответил Генрих и взял переданный ему ключ.Открыв замок, он зашел в номер и закрыл за собой дверь. Комната в этот день была очень холодной.- Забыла закрыть окно. – не зло подумал он о сотруднице сервиса и, приподняв жалюзи, захлопнул форточку.Спустя несколько минут Генрих в набедренной повязке из махрового полотенца, уже лежал в кровати и одним глазом нехотя смотрел в телевизор, по которому транслировали какой-то старый отечественный фильм. Перед глазами всё еще стояла та фотография, которая расплывалась в сознании до тех пор, пока он окончательно не заснул. ГЛАВА 2 Ранним утром загремел оглушающий сигнал телефона. Генрих вскочил с кровати и схватился за трубку, которая лежала на столе и медленно перемещалась под силой виброзвонка. На экране телефона высвечивался неизвестный номер. - Да! – хриплым и заспанным рыком неохотно прогрохотал он.В ту же секунду, в трубке зазвенел тонкий торопливый женский голос, который насквозь пронзал слух:- Доброе утро Генрих, это Юлиана. Я не могу свести баланс, а отчет мне просто необходимо закончить до обеда, иначе шеф обещал мне, что я не снесу головы.Генрих поднял глаза на часы, которые стояли на столе и довольно суетно передвигали секундную стрелку на циферблате. - Черт побери! Десять утра. Я проспал. – про себя затревожился Генрих и уже более спешно и ясно проговорил в трубку:- Окей. Буду через сорок минут.Он положил трубку и на пару минут погрузил себя в кресло, которое стояло в углу номера. За окном ярко светило солнце и через щели в жалюзи тонкими струями света нагло пробиралось в комнату. На столе стояла откупоренная бутылка местного коньяка. Генрих купил её два дня назад в магазине, который располагался на первом этаже соседнего здания. Тонкая полоска солнечного света насквозь пронизывала стекло и, рассеиваясь, растворялась в благородном бархатно коричневом цвете напитка, освещая его целиком и придавая золотистый оттенок. Спустя пятнадцать минут, Генрих уже шагал вверх по улице в направлении конторы, размышляя о планах на сегодняшний рабочий день, а также о том, что будет сегодня после работы.- Сегодня приезжает Эрика. – незаметно, улыбнувшись, сказал про себя Генрих. – Если бы ты знала, как мне тебя не хватает, милая. Каждый вечер и каждое утро я прижимаюсь к подушке и внимаю аромату, который остался после тебя. Кажется, что в мире нет ничего лучше этого запаха. Запаха тебя. Генрих не раз вспоминал дни, когда они с Эрикой были вместе. Дни, когда они наслаждались друг другом и все равно хотели большего. Но те воспоминания недавно прошедших дней, которые приходили в его голову сейчас заставляли немного чаще пульсировать вены и слегка покалывали вески. Он всегда старался оградить всех без исключения людей от своих ощущений. Влияние людей и их действия заставляли его прятать глубоко в душу любые ощущения, которые касались переживаний – хороших или плохих. Люди заставляли его много и много раз произносить фразу, которую он сам ненавидел. Фразу, которая все больше тяготила его сознание: «Хотите, чтобы я был таким? Я буду таким!». Эту фразу Генрих повторял раз за разом, и в скором времени он понял для себя, что говорить теперь ничего не нужно. Не нужно больше искать себе оправдания и убеждать себя самого. Теперь он понял, что «он стал таким». Та ложь, которая проповедовалась людьми и всем обществом в целом перестала давить на него и заставила избавиться от ненависти. Теперь уже Генрих не понимал, что эти слова настолько сильно закрались в глубину его непроницаемого сознания, что ложь относительно сути именного его самого теперь в состоянии вольным и вальяжным шагом прогуливаться взад и вперед тогда, когда ей заблагорассудится. Она может уйти, а может остаться. Может теребить оголенный нерв, а может залечь на дно. Но, увы! Подкрепляемая общественным порицанием личности она будоражит, играет и смеется. ГЛАВА 3 День тянулся медленно и томно. Солнце как будто стояло на месте и только лишь густые ватные облака с легким абрикосовым оттенком все быстрее и быстрее уплывали за горизонт, выстраиваясь в неожиданные и забавные фигуры. Генрих сидел за столом и, молча, смотрел в экран монитора. Один раз в две-три минуты в комнате раздавался звонок внутреннего корпоративного телефона, которому удавалось совершить не более одного сигнала, прежде чем человек, сидящий рядом, не хватал трубку и не приставлял ее к своему уху. Комната была наполнена не громким, но утомляющим гулом, который не давал сосредоточиться Генриху. Этот гул мурашками пробегался по затылочной части его головы и еле ощутимо, как ему казалось, закладывал уши. В один из моментов прозвенел телефон Генриха, который, не отставая от коллег, мгновенно схватился за трубку:- Беккер. – уверенным голосом выпалил он в трубку.- Генрих, здравствуйте. Это Люси. Я должна Вам напомнить, что сегодня в три часа состоится совещание управляющего комитета. – спокойно, как будто с бумаги, проговорила Люси.- Да. Спасибо. Я помню. Еще в среду я получил рассылку по почте.- Отлично. Всех собирают в конференц-зале на первом этаже. В районе отдела лабораторных исследований. - Да, Люси. Я знаю, где это. Я буду. – слегка улыбнувшись, сказал Генрих и положил трубку.Генрих был человеком педантичным и обязательным. Наверно отчасти именно поэтому однажды в кармане его пиджака раздался телефонный звонок сотового телефона. Именно после этого звонка в его жизни произошли перемены, которые ощутимо повернули его жизненный путь. Все те годы жизни, которые протекали до его переезда, были как будто по сценарию. Сценарию фильма, у которого нет развязки. Фильма, который забывается уже через час после его просмотра. Остается только лишь солоноватый привкус попкорна с беконом. Его радовал родительский дом, его радовала работа, которая предвещала успешную карьеру, его радовали друзья, которые могли услышать, понять и рассмешить, его радовали все те девушки Гёрлица, которыми он был увлечен в той или иной мере, его радовал ирландский паб «Шемрок», в который, чтобы попасть, достаточно было выйти из дома и повернуть за угол. В этом пабе произошло немало событий, которые приятными воспоминаниями разгуливали в голове Генриха. Все это радовало его и приносило немало удовольствия. Но помимо этой радости и удовольствия он видел забор – стальной и прочный. Этот забор проходил по всему периметру его сознания. По всему периметру поля, на котором игриво барахтались его желания. Этот забор был настолько высок, что ему никогда не удавалось увидеть то, что находится за его пределами. И изо дня в день этот забор все больше и больше сужал кольцо и закрывал небо. Этот звонок дал Генриху возможность вырастить самое высокое дерево в саду его существования, вскарабкаться и увидеть то, что находится за пределами. Он не увидел ничего: ни горизонта, ни острова. Но та тягость незнания и непонимания не давала ему покоя и затуманивала все те радости, которыми он наслаждался в своей жизни. Все те радости, которые умиротворяли и тешили его. Он сделал шаг. Всего один шаг и перескочил в то невиданное, о котором он не знал ничего.Генрих работал в конторе уже два года. Его небольшая, но ухоженная нью-йоркская квартира была скромно обставлена классической мебелью и не содержала в себе никаких излишков. В ней было только всё самое необходимое: письменный стол, за которым он проводил основную массу своего свободного времени, кресло в которое он падал каждый раз, когда приходил домой, неважно в каком настроении он был и какая на его плечах была усталость, пара шкафов для костюмов с рубашками и зимней одежды, невысокая тумба, в которой была расставлена вычищенная до блеска обувь и двуспальная кровать, на которой было гладко расправлено шелковое оливковое белье. Эти два года были временем новых открытий, новых надежд и новых желаний. Все это было новым и доставляло радость и удовлетворение Генриху. Но из головы никак не уходили мысли. Мысли о том, что ничего не поменялось. Все, как и раньше. Генрих сидел вечерами в своем кресле, глядя в окно, и думал о том, сделал ли он на самом деле тот переломный шаг. Он думал о том, что возможно он ошибся, и ничего за этим забором на самом деле нет. Может там просто пустота и ничего более. Эти мысли не давали покоя Генриху на протяжении всего времени, после того, как он переехал в Нью-Йорк. И даже тогда, когда ему довольно часто по делам работы приходилось летать в Глендейл, который, иногда кажется, заставляет позабыть обо всем на свете и обволакивает чудноватой атмосферой обитания саентологов. Даже тогда неуютное состояние не покидало его. Эти мысли не давали ему покоя. Эти мысли не давали ему покоя до тех пор, пока он не встретил Эрику. Часы, висевшие на стене, отстукивали секунды. Время было без четверти три. Генрих выключил компьютер и разложил в нужном порядке подготовленные демонстрационные листы бумаги со сводной информацией о работе склада. Через десять минут он уже сидел в одном из кресел конференц-зала, который немного напоминал комнату для временного содержания задержанных в полицейском участке. Комната была огромной и практически пустой. Посреди комнаты стоял большой прямоугольный стол из темного дерева, обставленный со всех сторон кожаными вращающимися светло-коричневыми креслами. На одной из стен в разложенном состоянии висел экран для изображения от проектора. Немного выше экрана висели часы и показывали Глендейлское время. Комната быстро наполнялась людьми, и в воздухе появлялся протяжный беспокойный гул голосов.- Господа, я хочу, чтобы мы потратили на это сегодня не более двадцати минут. Нас с Харисоном уже ждет машина в аэропорт. – выпалил Стивенсон, не останавливаясь, быстрым шагом проходя в комнату и усаживаясь в одно из оставшихся свободных кресел.- На текущий момент наша компания нуждается в перераспределении инвестиций в виду запланированного строительства одного из наших заводов на территории Кореи. – незамедлительно продолжил он – Данное обстоятельство вынуждает нас сократить затраты на уже имеющиеся открытые проекты, а также активизироваться в направлении оптимизации внутренних процессов. К среде я жду от вас финансовые планы по каждому из проектов.Все участники собрания сидели в креслах, немного припустив голову и фиксируя заметки в своих органайзерах.- Сэр, я готов внести ряд предложений уже сейчас. – не очень громким, но уверенным голосом как будто продолжил его речь Генрих.- Беккер, я же вроде ясно выразился, что эту информацию я жду к среде.- Да, сэр, я это слышал, но по моим расчетам, если мы не будем ждать еще пять дней и выполним ряд действий уже сейчас, то это позволит компании сэкономить около десяти процентов месячного оборота за месяц. - Хм… Продолжайте. – протянул, Стивенсон.Генрих раскрыл папку с бумагами и через несколько секунд подготовленные листы с диаграммами уже были развешаны на планшете. - Как заметно из сводов вот здесь, здесь и здесь, затраты на транспортировку являются одними из самых весомых в себестоимости нашей продукции. Мы должны начать консолидировать информацию и передавать на заводы производители уже общую потребность в продукции. Это позволит более качественно сортировать продукцию для распределения по всему миру. Помимо этого уже сам по себе будет оптимизирован процесс переналадки производственных мощностей. Затраты на переналадку также отъедают весомый кусок пирога общей суммы затрат. По моим расчетам (Генрих указывал на диаграмму в виде торта, который был разделен на несколько секторов), если мы сегодня дадим указание консолидировать информацию по потребности, то к следующей пятнице получим суммарную экономию в три процента, что выливается по плановым расчетам вот в такую сумму. – закончил свою речь Генрих и направил кончик карандаша, который держал в руках, в сторону жирных цифр, заметно выделяющихся на одном из рисунков.Комната заполнилась жужжащим, напряженным молчанием. Механические часы на стене отстукивали ритм, и было такое ощущение, что секундная стрелка двигалась в обратном направлении. Синхронно ритму часов в левой руке Стивенсона по оси переваливался его сотовый, слегка ударяясь о поверхность стола и издавая глухой стук.Генрих стоял возле планшета и крутил в руках карандаш.- Да, Пол. Скажи еще раз, что нам следует подождать до среды. – мысленно произнес Генрих и разрез его глаз стал немного меньше, выдавая не всем заметную улыбку.Тишину прервал жужжащий звук виброзвонка телефона одного из присутствующих.Да. – ответил в трубку тихий, но очень сочный бас Харисона, который сидел в кресле возле самого входа. – Мы спустимся через пять минут.- Браво, Беккер. – окончательно сломал тишину Стивенсон – Люси, оформи приказ по схеме консолидации и опубликуй его в течение часа. Текст этого приказа согласуй с мистером Беккером. - Да, мистер Стивенсон. – кивнула Люси и сделала несколько заметок у себя в блокноте.- Есть ли у кого-то еще вопросы?. – подымаясь из кресла, обратился ко всем присутствующим Стивенсон.- Нет, сэр… нет , сэр…. – прозвучали негромкие голоса участников, которые заглушались звуком отодвигающихся изо стола кресел.- Беккер, проводите нас с Харисоном до машины, - одернул Стивенсон Генриха, который уже снимал рисунки с планшета и упаковывал их в папку.- Да, сэр. Конечно. – кивнул Генрих и, сложив в стопку бумаги, проследовал за Стивенсоном..Генрих, Стивенсон и Харисон стояли втроем у центрального входа «Передайз Кволити». Рядом был заведенный Линкольн, из выхлопной трубы которого вырывался ярко белый дым.- Как вы узнали? – прикуривая сигарету, со стиснутыми губами пробормотал Стивенсон. - Как я узнал что, сэр? – с заметным удивлением выдавил в ответ Генрих.- Беккер, не валяйте дурака. Как вы узнали, что речь будет именно об этом?- Сэр, это было несложно. Уже на протяжении двух дней ко мне обращаются специалисты из департамента финансов с проблемой следующего характера: для погашения задолженности перед внутренними поставщиками используются оффшорные счета. Так вот часть из этих счетов, основная часть, была заблокирована их владельцами. Из этого следует очевидный вывод - компания намеренно сокращает излишний отток средств на период оптимизации системы финансовой и системы в целом. Стивенсон сморщил лицо, скрывая улыбку.- Разумеется, мне следовало бы выдвинуть озвученное мной предложение сразу же после возникновения моих догадок, но мне потребовался один день на подтверждение данной информации и один день на сбор, анализ и оформление данных. Я думаю, что это было разумным решением опираться только на проверенные факты и демонстрировать только информативные показатели.Стивенсон, посмотрел на Харисона, после чего метким броском отправил окурок в контейнер, который стоял в полутора метрах от него.- Отлично, Генрих. Хорошая работа. – снова заговорил Стивенсон. – Знаете что? Сделаем так. Я жду вас в «Передайз Кволити» в Нью-Йорке в следующий четверг. Есть ряд вопросов, касающихся наших затрат, которые нуждаются в анализе и проработке. Вам нужно будет произвести этот анализ и выдвинуть предложения. Все необходимые ресурсы в Вашем распоряжении. Время встречи согласуйте с моим референтом. Стивенсон приподнял воротник своего пальто и протянул руку Генриху.- Да, сэр. Я понял. – кивнул Генрих и пожал руку Стивенсона, которая была в мягкой кожаной перчатке из лайки. - Хороша работа. – улыбнувшись, зычным голосом пробасил Харисон, пожал руку и они оба сели в машину, которая уже была освещена габаритными огнями. ГЛАВА 4 Дорога была хорошо освещена уличными фонарями с лампами дневного света. Они стояли не очень часто, но казалось, что на улице настолько светло, что осознание позднего времени приходило только после того, как Генрих поглядывал вверх. Сквозь яркий свет на дороге просматривалась бесконечная темнота тусклого затуманенного неба. Картину окружающего меняли только изредка проезжавшие встречные машины. Дорога была гладкой и сухой. Местами машина Генриха ощущала на себе гул рельефных пешеходных переходов, придавая приятное дребезжание. - О, Эрика мне кажется, что эта дорога никогда не закончится. Мне кажется, что я убуду ехать к тебе вечно. Как же мне хочется скорее тебя увидеть. Как же мне хочется скорее тебя обнять. Как же мне хочется скорее тебя поцеловать и ощутить сладкий привкус твоих больших мягких губ.Руки Генриха, которые промерзли на холоде после принятого душа, лежали на руле и грелись теплым воздухом, который бесшумно вырывался из решетчатых отверстий консоли. Из динамиков доносились приятные звуки джазового исполнения Даяны Кролл. Генрих был спокоен и расслаблен. Одни лишь мысли о скорой встрече с Эрикой задавали еле ощутимое беспокойство и время от времени пропускали приятные мурашки по спине.- Беккер. – спокойным тихим голосом ответил Генрих, после того, как музыку приглушил сигнал сотового в машине.- Геккер!… Алло! … Алло! … Геккер!... Ты где? Геккер!.-.. зашумел голос в динамиках. – Геккер, это Сэм! Алло! … Сэм без остановки тараторил, обращаясь то к Генриху, то к кому-то еще, кто был рядом с ним.- Сэм, я тебя замечательно слышу. Я здесь. – широко улыбнувшись попытался перебить его Генрих.Сэм, еще с колледжа стал называть его Геккер после того, как на лекциях по праву профессор, который был родом из Франции, никак не мог начать правильно произносить его фамилию. Сначала это было на уровне шутки, но теперь для Сэма Генрих Беккер был просто Геккером.- О! Геккер! Наконец-то. Ты где? У нас здесь три цыпочки, которые хотят покинуть это злачное место и найти что-то поспокойней. И наш уже в стельку пьяный Джек говорит, что ни тронется с места, пока не приедешь ты. Геккер, приезжай. Мы в Риве.- Сэм остановись. Не шуми. Я сейчас в другом штате. – засмеялся Генрих. – Я сейчас еду на вокзал, чтобы встретить Эрику. - Эх, черт побери …Геккер, я тебя понял… Ок. Не скучай там. – громко ответил Сэм.- Джек, он сейчас в другом штате. Нам придется идти вдвоем. Как… как…Так вдвоем. Очнись Джек! Джек не спать, на спать!!! – кричал Сэм, видимо забыв выключить телефон. Генрих прервал связь, и в динамиках машины снова зазвучала приятная джазовая мелодия.Генрих любил проводить время с Сэмом и Джеком. Они всегда могли рассмешить его, а он мог рассмешить их. Во времена колледжа они частенько утраивали вечеринки в общежитии, на которых было шумно и весело. Не раз они развлекали себя отдыхом, колеся по Европе, знакомясь с молоденькими девочками, и выпивая, по пять литров баварского пива, за вечер. Они могли просидеть всю ночь, играя в покер по центу. Они могли сорваться ночью и поехать в соседний город, не особо понимая на следующее утро, в каком городе они находятся, и, не понимая, кто это рядом лежит в кровати, запутавшись в длинных растрепанных волосах. Они могли ворваться в ночной магазинчик и забросать его развернутой туалетной бумагой. Все это было. Было в прошлом. Было тогда, когда они только начинали познавать мир природной эйфории и безудержности. Но даже сейчас, даже
